За окном уже пятый вечер подряд медленно падал снег - маленький подарок всем горожанам от Деда Мороза. В окнах домов поселился праздник, который подмигивал гирляндами случайным прохожим, кто-то из которых вдруг вспомнил, что не купил к столу хлеб, а кто-то в последний момент отправился на поиски подарка. В тот день, когда они расставались, был дождь. Дождь в январе. Это Иван Сергеевич хорошо помнил, потому что она, раскрыв ладони и улыбаясь падавшим на её тёплую ладонь каплям, сказала: «Дождь в начале января… Смешно, правда?» Но рука её при этом чуть заметно дрожала, словно всё, что он сейчас скажет ей, она знала заранее. И ждала. Просто ждала. Не упрекая, не пытаясь устроить скандал, не ища обвинений и доводов, чтобы остановить его. И все слова, так тщательно продуманные и отрепетированные вдруг показались ему какими-то гнусными, мелкими. «Мы расстаёмся» - только и смог выдохнуть он. «Но ведь ты меня любишь» - продолжая играть с январским дождём, эхом отозвалась она. «Пойми, у меня семья, работа, мама, в конце концов…» - он говорил и чувствовал себя так же мерзко, как мерзко было наступать в грязную жижу размокшей дорожной пыли. «Мама…» - снова, словно эхо отозвалась она, приблизилась к нему, поцеловала и ушла… Навсегда ушла. Говорили потом, что её вроде бы срочно вызвали в родной город, заболел отец…
Иван Сергеевич смотрел в окно, курил. А потом вдруг резко встал, накинул на себя пальто, шапку и кинулся бежать вниз по лестнице. Его вдруг, ни с того ни с сего, захватило странное чувство, словно вот-вот что-то должно случится, где-то совсем рядом то самое мгновение, к которому он шел всю свою жизнь. Иван Сергеевич остановился посреди двора: «Совсем с ума сошёл, сентиментальный старикашка», - думал он. А сердце не давало покоя: давило, сжимало, тянуло куда-то, выстукивало что-то на своём сердечном языке, плакало и просило о чём-то, непонятном Ивану Сергеевичу.
- Вам плохо? – Раздался рядом детский голосок – соседская девочка стояла рядом и дёргала Ивана Сергеевича за рукав пальто. – Я маму могу позвать, она врач.
- Нет, спасибо, всё хорошо. Иди домой, малышка, а то мама будет переживать. Девочка ушла. Иван Сергеевич опустился на колени и, захватив пригоршню снега, прижал к лицу холодные колкие снежинки. «Господи! Какой же я дурак! Какой же я дурак!! Для чего мне вся эта жизнь, если нет в ней никакого смысла без любви?! Господи, прости меня…» - он сидел на снегу, раскачиваясь из стороны в сторону, словно умалишенный, захватывая одну горсть снега за другой и окунаясь в этот снег, как в родниковую воду. Потом он упал… Сколько времени прошло, Иван Сергеевич не помнил, очнулся от того, что мимо прошла развесёлая компания и кто-то смеясь сказал: «О! У человека уже Новый год наступил, а мы ещё и старый не провели! Народ, чёт мы опаздываем!». «Народ» шумно удалился, а Иван Сергеевич поднялся, стряхнул снег, выпрямился и… улыбнулся. Он почти физически ощутил – начался новый день, новый год, новая жизнь. Так, улыбаясь и вдыхая морозный воздух он, как когда-то, тридцать лет назад, его любимая, подставлял ладони снежинкам и смотрел как они тают прикасаясь к его тёплому телу.
Иван Сергеевич вышел за ворота и остановился. На противоположной стороне улицы знакомая хрупкая фигурка склонившись над бродячей собакой, гладила лохматую голову пса и кормила его только что купленными рядом, в булочной, рогаликами. Пёс благодарно вилял хвостом, а женщина улыбалась и говорила ему всякие смешные и ласковые слова, как говорят их непослушному, но милому ребёнку.
- Лорочка… - Иван Сергеевич не узнал собственного голоса, не узнал себя.
Женщина слегка вздрогнула, её рука замерла на голове у собаки
- Лорочка, это я, Ваня.
Она повернула голову и огромные карие глаза, из которых по-прежнему смотрела любовь, открылись ему навстречу…